субота, 27 лютого 2021 р.

 

ЛИСЯНСКИЙ Ю. Ф. ПУТЕШЕСТВИЕ ВОКРУГ СВЕТА НА КОРАБЛЕ "НЕВА"

ПЛАВАНИЕ КОРАБЛЯ «НЕВА» ИЗ ЗАЛИВА СИТКИНСКОГО ДО КАНТОНА



Открытие острова Лисянского и его описание.— Мель Крузенштерна — Марианские острова...

Сентябрь 1805 г. Около 4 часов пополудни подул северный ветер. Полагая, что он установится, я снялся с якоря в 6-м часу вечера. Но не успели мы пройти и половины островов, как вдруг наступила тишина.
По прошествии некоторого времени тот же самый ветер вынес нас из узкого пролива между островами. В 8 часов начался отлив, я хотел воспользоваться им, и, обойдя острова Средние, пролавировать там до утра. Но моё желание не исполнилось; около полуночи нашёл туман и принудил нас остановиться на верпе.
2 сентября до 2 часов пополуночи мы стояли спокойно. В это же время с юга налетел шквал с волнением и подрейфовал корабль. Поэтому мы были принуждены бросить якорь на глубине в 40 сажен [73 м] и на песчаном грунте. В 6 часов подул северный ветер и позволил нам вступить под паруса, но и этим благоприятным случаем мы пользовались не долго. Вскоре наступила тишина, и корабль остановился.
В это время приехал к нам из крепости Баранов, с которым я распрощался не без сожаления. Он, по дарованиям своим, заслуживает всякого уважения. По моему мнению, Российско-Американская компания не может иметь в Америке лучшего начальника. Кроме познаний, он имеет уже привычку к выполнению всяких трудов и не жалеет собственного своего имущества для общественного блага.
Безветрие продолжалось до полуночи и принудило нас [218] буксироваться. Вскоре потом подул крепкий северо-западный ветер, и потому, убрав лишние паруса, мы направили свой путь к юго-западу.

5 сентября. Поутру ветер повернул было к юго-западу, но вскоре опять установился на прежнем своём румбе. В полдень, по произведённым мной наблюдениям, мы достигли 52°33' с. ш. и 139°00' з. д. Со времени нашего выхода из гавани на корабле находилось около десяти больных. Но сегодня таких было только двое, да и то из числа раненых. Такое количество больных произошло, вероятно, от плохой погоды и чрезвычайной работы, которой мы занимались всю прошедшую неделю, а особенно 2-го числа, когда, по причине совершенного безветрия, никто из нас не спал целые сутки, в продолжение которых мы вышли за мыс Эчком. Теперь, когда все привыкли более прежнего к переменной погоде, можно надеяться, что команда будет здоровее. Нельзя это сказать утвердительно о двух кадьякцах и четырёх мальчиках, родившихся от русских и американок. Первых я взял с собой для управления байдаркой, а последних для обучения мореплаванию.

Во время нашего пребывания в Новоархангельске было набрано и наквашено 60 вёдер дикого щавеля, который мы начали употреблять со вчерашнего числа. Прибавляя к этому противоцынготному средству брусничный сок и мочёную бруснику, мы, конечно, избежим цынги, никакого признака которой до сих пор еще не было. Но так как для достижения Кантона требовалось много времени, то я принуждён был сделать следующее распоряжение об употреблении матросской пищи: пять дней в неделю варить щи с солониной и щавелем с прибавкой довольно большого количества горчицы или уксуса, а два дня — горох с сушёным бульоном. В воскресенье же и понедельник я велел давать по полкружки пива в день на человека, в четверг — бруснику или брусничный сок, а в среду — чай для завтрака.

8 сентября. Достигнув 48°17' с. ш. и 139°29' з. д., мы видели множество морских котиков, а потому я назначил самых исправных матросов по всем саленгам 177, с тем, чтобы они пристально осматривали весь горизонт. Но до самой ночи ничего замечательного не было открыто, хотя небо было ясное. Мои кадьякцы уже третий день жаловались на боль в желудке. Полагая, что это происходило от употребления хлеба, к которому они еще не привыкли, я уменьшил выдачу им этого продукта питания, зная уже раньше, что даже русские, питаясь долгое время рыбой, сначала много страдают от неосторожного употребления хлеба.

10 сентября. Морские котики, которые попадались нам третьего дня, показывались также, хотя изредка, и вчера. А потому я было решился отыскивать их пристанище, но к полудню задул западный ветер и притом столь сильный, что принудил нас лечь к югу и удалиться от места, где мы собирались делать поиски.

14 сентября мы прибыли в широту 44°24' и долготу 147°32', где [219] нашли, что поверхность моря покрыта небольшими треугольными ракушками, которые росли вокруг крепкого вещества и издали весьма походили на цветы, плавающие по морю. По словам кадьякцев, они служат лучшей пищей морских бобров и растут на деревьях, которые покрываются иногда водой 178. Но так как они большие охотники до вымыслов, то на их слова не всегда можно полагаться. Вероятнее всего, что упомянутые ракушки образуются в море из того же самого вещества, на котором они находятся, так как ни на одной их кисти я не заметил ничего такого, чем бы они могли прикрепиться к дереву.

16 сентября дул тихий ветер с северо-запада. При восходе солнца показалось стадо небольших птиц, похожих на куликов. Они были беловатого цвета, с чёрными полосами на спине и на крыльях. Мы видели их и вчера, но только на некотором отдалении от корабля. В 7 часов поутру с фор-саленга 179 дано знать, что к югу показалась земля. Посланный мной наверх штурман также думал, что видит берег, но нашедший вдруг туман не позволил ему убедиться в своём мнении. Что касается меня, то я, находясь недалеко от места, где капитан Портлок поймал морского котика, полагал с уверенностью, что земля должна была быть недалёко. Поэтому, не медля нимало, я спустился на юго-юго-запад и продолжал путь в этом направлении до захода солнца. Хотя мы каждую минуту надеялись встретить землю, однако же, оказалось, что мы гонялись только за облаками. Таким образом, наша радость к ночи обратилась в сожаление, что мы потеряли напрасно несколько миль своего плавания. Надлежало проявить терпение и продолжать прежний путь к западу. По наблюдению, произведённому сегодня, западная долгота оказалась 151°04', а северная широта —44°12'.

28 сентября. Достигнув вчера предполагаемой мной долготы 165° и не имея ни малой надежды сделать какое-либо открытие, я счёл за лучшее спуститься сегодня к югу, ибо, не имея возможности ничего отыскать там, где мы видели разные признаки близости земли, особенно, где нам показалась в минувшем году выдра, следовало заключать, что наши поиски в неизвестных местах, простирающиеся далее к западу, будут, без всякого сомнения, тщетны. Притом и само время становилось для нас весьма дорого.

2 октября северо-западный ветер, дувший около двух суток при весьма приятной погоде, утром утих, и наступила довольно ощутимая теплота. В 4 часа пополудни мной снято несколько лунных расстояний, по которым долгота западная оказалась 166°06'. А так как около этого времени корабль «Нева» находился на 36,5° с. ш., то я и направил свой путь на запад, чтобы этим курсом достигнуть 180° долготы.

4 октября. В полдень я делал астрономические наблюдения на 36°25' с. ш. и 167°45' з. д. Вскоре после этого горизонт покрылся мраком, и западный ветер задул столь жестоко, что принудил нас [220] уклониться к югу. А поскольку по опыту известно, что западные ветры здесь не скоро меняются, то, для сбережения времени, я решился направить плавание к Марианским островам, не касаясь путей известных мореплавателей. Таким образом, оставив поиски в этих широтах, мы можем сказать, что не заметили никакого признака земли между 165° и 168°. К этому нужно также прибавить, что от 42° широты до настоящего дня мы не видали ни одной птицы или рыбы, хотя время продолжалось прекрасное.

9 октября. Тишина и безветрие, продолжавшиеся около трёх суток, становились уже для нас скучными, ибо, кроме того, что мы подвигались весьма медленно вперёд, жара сделалась несносной. Хотя сегодняшняя широта оказалась не менее 30°20', однако же, наши гребные суда совершенно рассохлись, а стеньги и бушприт, сделанные нами из елового леса, расщелялись так, что я принуждён был положить на них во многих местах найтовы 180. Вчера мы были обрадованы появлением нового рода рыбы. Длиной она была не более полуфута [15 см], довольно толста, но с удивительными перьями, или, лучше сказать, крыльями, длиной около трёх четвертей всего тела. Сегодня показались тропические птицы и множество летучей рыбы, по чему мы могли наверное заключить, что уже отдалились от тех мест, где почти непрерывно обитают туманы.

15 октября. За маловетрием, продолжавшимся всю прошлую неделю, последовал довольно слабый ветер с запада. В 10 часов я снял несколько расстояний луны от солнца разными секстанами 181, по которым в полдень найдена средняя западная долгота 173°23'. Широта же оказалась северная 26°43'. Хотя с некоторого времени начали появляться разные птицы и рыбы, но сегодня с самого утра наш корабль был окружён касатками, акулами, лоцманами, фрегатами 182, тропическими птицами и большими, белыми, с чёрной опушкой по крыльям, чайками. Одна из последних села на утлегарь (Бревно, простирающееся далее бушприта, на котором растягивается треугольный парус, называемый кливером), и хотя все матросы выбежали на бак, но она ни мало не беспокоилась и слетела только тогда, когда один из матросов схватил было её за хвост. Чрезвычайное множество птиц обратило на себя моё внимание, а особенно потому, что неподалёку от этих мест несчастный Лаперуз приметил также разные признаки земли. Поэтому в разных местах для наблюдения были рассажены люди, и сам я не сходил вниз в течение всего дня. Но судьба, не взирая на все наши усилия, кажется, над нами издевалась и решилась открыть нам тайну не раньше, как подвергнув наше терпение ещё большему искусу. В 10 часов вечера я отдал приказание вахтенному офицеру Коведяеву иметь ночью как можно меньше парусов, если ветер [221] сделается свежее. Лишь только я хотел сойти в каюту, как вдруг корабль сильно вздрогнул. Руль немедленно был положен под ветер на борт, чтобы поворотить овер-штаг (Поворотить овер-штаг значит поворотить корабль против ветра на другую сторону), но это не помогло, и корабль сел на мель. Вся команда, оставив свои койки, бросилась крепить паруса, а штурман между тем обмерял глубину вокруг судна, которое остановилось посреди коралловой банки. Поэтому я приказал тотчас сбросить все росторы (разные тяжести, лежащие на средине корабля, как-то: реи, стеньги и прочее) в воду с привязанными к ним поплавками, чтобы при удобном случае можно было опять их вынуть. Благодаря этому корабль настолько облегчился, что с помощью нескольких завозов к рассвету на 16-е число мы стянулись на глубину. 'Как только наступило утро, то на расстоянии около 1 мили [1,8 км] на западе-северо-западе показался небольшой низменный остров, а прямо по курсу, которым мы шли вечером, — гряда камней покрытых страшными бурунами. Как ни было худо наше положение, но такое открытие обрадовало всех и придало многим бодрости для продолжения работы. Лишь только корабль остановился на завозе, на котором его стягивали, чтобы дождаться штурмана, посланного для промера, как налетел жестокий вихрь и бросил его вторично на мель. Тогда не оставалось нам ничего более, как, сбросив канаты, якори и другие самые тяжёлые, хотя и нужные вещи, стягиваться как можно скорее, ибо ветер начал свежеть и жестоким образом бить корабль о кораллы. Однако при непрерывной работе и величайших трудах, мы могли сойти на глубину не раньше вечера.

17 октября. Хотя наши обстоятельства были весьма плохи, однако же, ночью надо было дать покой подчинённым, без которого никто бы из них не был в состоянии продолжать работу. К счастью, всё это время была тишина и спасла нас от гибели. На рассвете, пользуясь благоприятным временем, мы потянулись вперёд на завозах, а между тем я отделил половину команды для вытаскивания брошенных в море вещей, которые все без исключения были доставлены на корабль. Вместе с ними была привезена часть фальш-киля (Толстая доска, прибитая под килем), которого, конечно, осталось уже немного под кораблем. Несмотря на всё, воды в интрюм прибывало не более 12 дюймов [30 см] в сутки. В 7 часов вечера, отойдя от утреннего своего места на довольно значительное расстояние, я положил якорь на глубине 8 сажен [14,5 м]. Судя по глубине дна, которая всё время была 3, 4 и 6 сажен [5,5; 7,3 и 11 м], нам можно было бы отойти гораздо дальше, но этому препятствовало коралловое дно, которое часто не держало верпов, а иногда даже перетирало завозы. К этому можно прибавить, что несколько часов продолжалась самая чрезвычайная жара. Под вечер я хотел было съехать на берег, но заболел и потому отправил [222] туда своих офицеров, которые через два часа возвратились и привезли с собой четырёх больших тюленей, убитых ганшпугами 183.

18 октября. Время стояло благоприятное и позволило нам сегодня тянуться на завозах к северу с возможной поспешностью. Желая осмотреть место, которое по своему положению должно быть важно для мореплавателей, я отправился поутру на берег, взяв с собой штурмана и некоторых офицеров и отдав приказание на корабле, чтобы немедленно вступить под паруса, если позволит ветер, и ожидать нас, совершенно удалясь от опасности. Около острова бурун так велик, что мы с немалым трудом могли пристать к небольшой губе, на берегу которой нашли множество разных птиц и тюленей. Первые тотчас нас окружили и больше походили на домашних, нежели на диких, а тюлени лежали на спине и не обращали на нас ни малейшего внимания. Некоторые из них были величиной более сажени и едва открывали глаза, если кто-либо приближался к ним, но ни один не трогался со своего места. Как это зрелище ни было привлекательно, нам пришлось его скоро оставить, чтобы исполнить своё предприятие, т. е. сделать описание берегов и узнать, что этот лоскуток земли производит. Первое требовало немного труда. Что же касается до последнего, то оно стоило нам большого беспокойства. Не говоря уже о несносной жаре, мы почти на каждом шагу проваливались по колена в норы, заросшие сплетающейся травой и наполненные молодыми птицами, многие из которых погибали у нас под ногами, так как был слышан непрестанный писк. Однако же, невзирая на все встречавшиеся препятствия, дело кончено было к вечеру. Воткнув шест в землю, сперва я зарыл подле него бутылку с письмом о нашем открытии этого острова, а потом возвратился на корабль в полной уверенности, что если судьба не удалит нас от этого места, то следует ожидать скорой смерти. При совершенном недостатке в пресной воде и лесе, какие можно бы было предпринять средства к спасению? Правда, нас снабдили бы пищей рыба, птицы тюлени и черепахи, которых на острове большое количество, но чем мы могли утолять жажду? Этот остров, кроме явной и неизбежной гибели, ничего не обещает предприимчивому путешественнику. Находясь посреди весьма опасной мели, он лежит почти наравне с поверхностью воды. Исключая небольшой возвышенности на восточной стороне, он состоит из кораллового песка и покрыт только травой, которой заросли норы, где чайки, фрегаты, утки, кулики и другие птицы выводят своих детей. Между этими пернатыми особенного замечания достойны чайки, величиной с дикого голубя, на которого они походят, я большие белые птицы, названные нашими матросами глупырями. Птица, которая села на утлегарь; принадлежит к этому же роду. Первые, летая в ночное время, производят ужасный крик, а последние так глупы, что во время своей прогулки мы едва могли отогнать их от себя палками. Они величиной с гуся, по краям крыльев [223] и на конце хвоста имеют чёрные перья, нос у них жёлтый, прямой, а глаза яркого жёлтого цвета. На берегу нигде мы не приметили ни воды, ни леса, а нашли только десять больших брёвен, из которых одно имело у корня сажень в диаметре и походило на красное дерево 184, растущее по берегам Колумбии. Не знаю, какое сделать об этом заключение. Если по причине большого расстояния это дерево не могло приплыть из Америки, то по близости должна быть какая-либо неизвестная земля. На Сандвичевых островах такого рода деревья не растут, Япония также весьма отдалена от этого места. Может статься, что к северо-западу, на линии Сандвичевых островов, Некара 185 и открытого мной острова, находятся ещё земли, отыскание которых предоставлено будущему времени. Может быть также, что на этой линии лежит и тот остров, который, по утверждению некоторых писателей, некогда был открыт испанцами около 35°30' с. ш. и 170° в. д.

Наше странствование по острову не было тщетным. Мы воротились на корабль «Нева» не с пустыми руками, а принесли множество кораллов, окаменелой губки и других редкостей, между которыми может также занять не последнее место найденный мной на взморье калабаш 186, который был настолько свеж и цел, что, кажется, приплыл не издалека. Очень жаль, что встреча с новооткрытым мной островом была сопряжена с несчастным приключением для нашего корабля. В противном случае я не упустил бы возможности испытать на самом деле справедливость моих заключений и отыскал бы что-нибудь более важное. Ибо нет труда, которого я не согласился бы преодолеть, нет опасности, которой я бы не перенёс, только бы сделать наше путешествие полезным и доставить честь и славу русскому флагу новыми открытиями. Но происшедшее на нашем корабле повреждение, а также и само время заставили нас поспешить с плаванием к предположенному месту встречи, принудили меня оставить моё рвение к дальнейшим поискам и стараться как можно скорее достигнуть кантонской пристани, где уже надлежало быть нашему сопутнику, кораблю «Надежда».

19 октября. Сегодня задул тихий ветер с северо-запада и позволил нам вступить под паруса около 10 часов утра, а в полдень сделаны были наблюдения в 26° 10' с. ш. Отойдя не более 10 миль [18 км] от острова, мы уже не могли видеть его со шканцев, только с саленга можно было рассмотреть землю, которая едва отличалась от воды. Тогда мы легли в дрейф для подъёма гребных судов и бросили лот, но со 100 сажен [183 м] лотлиня 187 не могли достать дна, за полчаса же перед этим глубина была 25 сажен [46 м]. От нашего якорного места глубина продолжалась почти на целую милю 9 и 10 сажен [16 и 18 м], потом увеличилась до 15 сажен [27 м], а напоследок до 20 [36 м] и более. Грунт повсюду оказался крупный коралл, который был виден на мелководье и походил на каменные деревья, растущие на морском дне. Поэтому [224] можно судить, как опасно это место. Корабль «Нева» за испытанное им у этого острова несчастное приключение может быть вознаграждён только той честью, что с открытием весьма опасного местоположения он спасёт, может быть, от погибели многих будущих мореплавателей. Если бы мы стали на мель около острова в другом каком-нибудь месте, то, конечно, подобно несчастному Лаперузу, не увидели своего отечества, а сделались бы жертвой морских волн, так как повсюду были видны буруны. Если бы корабль был потоплен, а мы спаслись на остров, то он послужил бы нам скорее гробом, нежели убежищем. При первом ветре, а особенно с северо-востока, корабль «Нева» непременно разбился бы о кораллы и погрузился бы в пропасть вечности. Но, к нашему счастью, тишина продолжалась тогда целых три дня. Я поставил себе также непременным долгом принести мою благодарность сопутствовавшим мне офицерам и нижним чинам, которые, находясь в непрестанных трудах, двое суток сряду не имели более шести часов отдыха и перенесли их не только без малейшего ропота, но еще с бодрым духом, невзирая на всю угрожавшую нам опасность. Юго-восточную мель, [225] на которой сел наш корабль, я назвал Невской, острову же, по настоянию моих подчинённых, дал имя Лисянского.

20 октября. Со вчерашнего вечера северный ветер усилился, а сегодня утром повернул к северо-востоку. Всю ночь мы шли к востоку, чтобы удалиться от опасности. На рассвете же направили путь к юго-западу и в полдень были в 25°23' с. ш. и в 172°58' з. д. Приведя корабль в некоторую исправность и отдохнув немного, я занимался сегодня вычислением всех наблюдений, сделанных мной после снятия «Невы» с мели.

По трём полуденным высотам, снятым разными секстанами, середина острова Лисянского находится на 26°02'48" с. ш. Долгота же принята мною западная 173°42'30".

После полудня показались две большие стаи черноватых птиц, которые держались на далёком расстоянии от корабля. Поэтому я приказал к ночи убрать все паруса и остаться только под марселями. Эта предосторожность была тем нужнее, что мои матросы еще не совсем собрались с силами от прежних своих трудов. С этого числа я решился иметь такое направление, чтобы войти в долготу 180° около 17° с. ш.

23 октября. Поутру дул западный ветер с дождём. В полдень, по наблюдениям, оказалось, что мы находимся под 22° 15' с. ш. и 175°32' з. д. По окончании наблюдений ветер повернул к югу. Поэтому мы и повернули к западу. Через час с фор-саленга было замечено, что перед нами находится бурун. Я сам с бака увидел перед бушпритом чрезвычайное кипение воды и тотчас поворотил на другой галс. Между тем, лейтенант Повалишин и штурман Калинин влезли наверх и подтвердили, что за кипением воды вправо виден высокий всплеск. В это время облака проходили довольно скоро, и ветер то усиливался, то совершенно утихал, так что я счёл за нужное удалиться от опасности, с тем, однако же, чтобы, как только установится погода, непременно осмотреть это место. В 3 часа пополудни стали непрерывно налетать шквалы, а вскоре потом сделался туман и принудил нас отойти на 16 миль [29 км] к югу, где мы и легли в дрейф до утра.

По словам офицеров и матросов, бывших наверху, и также по виденному мной с палубы, можно заключить, что сегодня мы находились близ мели, простирающейся с севера к югу, по крайней мере, на 2 мили [3,7 км]. А так как всплеск был замечен только в одном месте, то следует полагать, что он происходил от волн, ударяющихся о камень, который я назвал Крузенштерновым, лежащий по полуденным наблюдениям и по глазомерному расстояннию на 22°15' с. ш. и 175°37' з. д.

24 октября. Переменные ветры и пасмурная погода воспрепятствовали мне сегодня осмотреть мель, примеченную нами вчера. В 8 часов утра мы увидели настоящего берегового кулика, который хотя и казался несколько утомлённым, но верно был отнесён вчерашним ветром от [226] какой-нибудь нам неизвестной, однако же, находящейся в недалёком расстоянии, земли. В полдень были сделаны наблюдения в 21°56' с. ш. и в 175°21' з. д., а к вечеру при северном ветре мы легли в дрейф. Такую остановку корабля я решился делать каждую тёмную ночь, пока мы не достигнем изученной части моря, чтобы уклониться от всякой непредвиденной опасности (Судя по береговым птицам, с которыми мы встречались почти каждый день с 19-го числа, быть может, мы находились недалеко от каких-нибудь неизвестных островов) и не пройти мимо чего-нибудь, достойного внимания.

31 октября. Тихие и переменные ветры продолжались всю прошлую неделю. Однако мы достигли широты 18°34' и долготы 178°56'. С этого дня я убавил по 1/4 фунта [100 г] сухарей у каждого человека в сутки, потому что по прежнему положению их хватило бы только на 30 дней. За это время невозможно было надеяться достигнуть Кантона, если бы этому не способствовали какие-либо самые благоприятные обстоятельства. Для меня весьма приятно отдать должную справедливость находившимся на моём корабле матросам, которые упомянутую убавку приняли не только без всякого неудовольствия, но ещё с замечанием, что если потребуется, то они согласятся получать самую малую порцию.

2 ноября начал дуть слабый северный ветер, которому я очень обрадовался и приказал поставить все возможные паруса. В полдень мы прибыли в северную широту 16°3' и западную долготу 180°32'. Таким образом, мы обошли полсвета от гринвичского меридиана, не лишившись ни одного человека, в течение столь многотрудного и продолжительного плавания. Наш народ переносил жаркий климат так, как если бы родился в нём, и до сих пор находит его для себя гораздо здоровее, нежели холодный.

После полудня ветер повернул к северо-востоку. Вероятно, в этой части света пассатные ветры не так далёко отходят от экватора, как в Атлантическом или Индийском океане. С 25-го октября было мало-ветрие и даже совершенная тишина, и только изредка дули лёгкие ветры. Начинаясь всегда с севера, они поворачивали со шквалами к востоку, потом к югу и, наконец, к западу, где сменялись затем тишиной. Всего непонятнее, что северо-западная зыбь простирается весьма далеко, так как она была чувствительна еще до сих пор. Это, может быть, происходит от северо-западных ветров, которые большей частью дуют в высоких широтах этого океана. Они часто случались на нашем пути в Америку и обратно. Восточные же дули только два раза после нашего выхода из Новоархангельска. Очень жаль, что пространство между Сандвичевыми островами и Японией не так еще известно, иначе можно было бы положить за правило, чтобы суда, идущие на Камчатку, почти всегда входили в настоящую свою долготу между 14 и 15° с. ш., а потом уже направлялись к северу. В этом случае западные ветры не так часто [227] бы им препятствовали. С таким намерением, оставив Сандвичевы острова, я направлял свой путь к Кадьяку, так, чтобы войти в 164° з. д. в малой широте, а потом уже взять прямой курс и, таким образом, достиг от острове Отувая места своего назначения в три недели с небольшим.

4 ноября. В 4 часа пополудни мы были на 13,5° с. ш. и, следовательно, кончили самый опасный путь во всём нашем плавании. Оставив залив Ситку, мы находились до настоящего времени в неисследованном участке океана и, может быть, миновали многие места, которые при каком-либо несчастье могли бы сделаться для нас гибельными, а особенно далее к северу. Следует заметить, что с того времени, как мы удалились от острова Лисянского, нам не попадалось ничего, кроме небольшой касатки, которая один раз показалась у борта. Вчера мы видели стадо мелкой летучей рыбы. Что же касается птиц, то они посещали нас ежедневно..."(с)

 

Письмо Ю. Ф. Лисянского И. Ф. Крузенштерну о своем согласии принять участие в кругосветном плавании.

Письмо Ю. Ф. Лисянского И. Ф. Крузенштерну о своем согласии принять участие в кругосветном плавании

26 июля [1802 г.] 1

Любезный Иван Федорович!

По письму твоему сей же час отвечаю. Радуясь, что ты назначен командиром в столь славную экспедицию, весьма бы был щастлив, чтобы с тобою вместе служить, но не знаю – можно ли. По нещастию я в списках стою тебя выше 2. Ежели возможно, чтобы чрез твое прошение или давши тебе чин, поставили тебя выше меня с превеличайшим усердием. Ничто сравниться не может с удовольствием, чтобы служить под командою моего только друга. Делай что можно. Ты знаешь мой план в разсуждении похода морем в Камчатку, но послушай, не забывай, что мы должны зделать себе выгоды, так же как и отечеству, будем пунктуальны. Ежели я пойду, то хотел бы иметь с собою человек 3 офицеров выборных. Прощай любезный. Ежели можно увидеться со мною, не пропусти пожалуй. Я живу в ... 3, а когда буду я в Кронштадте, паче чаяния, то не делай вояж.

Адрес: «Его высокоблагородию милостивому государю Ивану Федоровичу Крузенштерну в Демутов 4 трактир, № 29.
Если письмо будет на 27-е сего месяца 5, то подателю 30 копеек. С. Петербург».


Комментарии

1. Датируется по содержанию документа.

2. Речь идет о начале службы на флоте. Ю. Ф. Лисянский поступил в Морской корпус в 1783 г., И. Ф. Крузенштерн – на два года позже.

3. Одно слово неразборчиво.

4. Знаменитая в Петербурге гостиница была открыта в 1770 г. и названа по имени владельца, страсбургского купца и виноторговца Ф. Я. Демута. Находилась на участке между набережной р. Мойки и Большой Конюшенной улицей (современный адрес: набережная р. Мойки, д. 40 и Б. Конюшенная, д. 27), отличалась комфортом. Демутов трактир просуществовал до конца XIX в. Здесь в разное время останавливались А. С. Пушкин, П. Я. Чаадаев, К. Н. Батюшков, П. И. Пестель, Г. С. Батеньков, А. С. Грибоедов, Н. А. Дурова, А. И. Герцен, М. И. Платов, М. М. Сперанский, А. П. Ермолов, Ф. И. Тютчев, И. С. Тургенев, Ф. Ф. Матюшкин, И. Е. Репин и др.

5. Указом Александра I от 14 июня 1802 г. капитан-лейтенант И. Ф. Крузенштерн был вызван в Петербург.

 

Из воспоминаний Ю. Ф. Лисянского о пребывании шлюпа «Нева» на Ситхе


Из воспоминаний Ю. Ф. Лисянского о пребывании шлюпа «Нева» на Ситхе

15 августа – 9 ноября 1804 г. 1

...Августа 15-го числа в самый полдень корабль «Нева» был выбуксирован из гавани Св. Павла, а в три часа пополудни вступил под паруса. При снятии с якоря ветер дул свежий от W. Войдя в узкость между берегами островов Кадьяка и Лесного, мы было заштилили; однако ж вскоре потом опять получили легкий ветер NW-й, при котором вышли в открытое море. Место, укоторым мы прошли, называется проходом Северным и имеет великое преимущество перед Южным, потому что оным проходить можно при ветрах от NW до ZО и почти одним курсом, а особливо имея гребные суда в готовности.
Во время плавания нашего до залива Ситки ничего достопримечательного не случилось; ветры большею частию дули от W, и корабль шел довольно скоро, к чему способствовало также и юго-западное течение, которое действовало непрерывно.

19. 19-го в 6 час. утра увидели мы землю на N½O. Но как горизонт был еще покрыт мрачностью, то рассмотреть показавшейся нам земли было не можно. По учиненным мною наблюдениям в полдель находились мы под 57°08'N и 136°46'W. В сие время мыс Эчком отстоял от нас на 25 миль к NO 72° и виден был весьма явственно; посему и надлежало заключить, что либо хронометры мои показывали 15 милями более к W, или помянутый мыс должен лежать под 136° западной долготы. Во весь сей день ветер был столь слаб, что корабль «Нева» не прежде мог поравняться с горою Эчком, как в 10 час. вечера...

Со вступления нашего в залив Ситку до того времени, как мы стали на якорь, не видно было нигде не только ни одного человека, но даже и ни малейшего знака, чтобы в местах сих было какое-либо жилище. Взорам нашим повсюду являлись леса, которыми все берега покрыты. Сколько мне не случалось встречать необитаемых мест, но оные никоим образом дикостью и пустотой своей с сими сравниться не могут. Они, как кажется, определены самой природою в жилище не людям, но диким зверям. Что ж касается до самого залива, то, кроме косы, лежащей к юго-востоку от первого приметного мыса по восточную сторону горы Эчкома и средних островков, почти везде лавировать можно, и даже, буде нужда того потребует, не трудно сыскать якорное место. Судно, виденное нами вчера, остановилось близ берега, за вторым мысом от Эчкома. Лишь только бросили мы якорь, то пришла к нам небольшая лодка с четырьмя человеками. Справа приближались они с великой осторожностью, но после увидев, что я знаками приглашаю их к себе, тотчас пристали к борту. Мне хотелось хотя одного человека заманить на корабль, однако ж никто сделать сего не осмелился. Я дал им несколько медных пуговиц в намерении завести с ними знакомство; но они, увидя две большие лодки, вышедшие из-за островов, тотчас нас оставили и удалились к берегу. Обе сии лодки были компанейские байдары, на которых приехавший штурман Петров привез донесение, что принадлежащие Американской компании суда «Александр» и «Екатерина» стоят здесь уже 10 дней. Они пришли из Якутата и дожидаются г-на Баранова с партиею, отправившейся для промысла под прикрытием двух [112] парусных судов «Ермака» и «Ростислава». К сожалению моему, услышал я, что жители ситкинские собрались в одно место и решились всеми силами препятствовать россиянам возобновить свои заселения, однако ж я надеялся, что дело сие обойдется без всякого кровопролития...

В самый день моего приезда был я на обоих компанейских судах и нашел на оных большой недостаток. На каждом из них находилось по две шестифунтовых пушки и по два четырехфунтовых картаула, не было однако ж ни пороха, ни такелажу столько, чтобы могли исполнить предприятие свое с желаемым успехом. Я удивился, как можно было отправить сии два перевозных бота (ибо судами назвать их нельзя) в столь худом состоянии против народа, который, сделав преступление, употребил все зависящие от него меры для своего защищения и снабдил себя достаточным количеством огнестрельного оружия. И потому, войдя в хозяйственное распоряжение сих обоих судов, я приказал начальникам оных требовать от меня всего нужного, а между тем прибавил на каждое из них по две пушки с довольным количеством снарядов.

19-го дул ветер юго-восточный с частыми шквалами и дождем; сия ненастливая погода продолжалась с 8-го числа, да и вообще сказать можно, что все время с самого нашего прихода, исключая несколько дней, стояло ветреное и дождливое, а иногда и туманное. В пять часов пополудни прибыл к нам г-н Баранов на судне «Ермаке». Нет нужды описывать, с какою радостью увидели мы его прибытие; довольно сказать только то, что уже более месяца, как мы дожидались его в сем несносном климате и оставались без всякого дела. Признаюсь, я было начал сомневаться в его жизни. По уведомлению г-на Баранова, ненастливая погода стояла почти во все время его плавания. Он прошел входом Креста сквозь все соседственные проливы и был в Хуцнове с партиею, которая отстала от него третьего дня, по причине крепкого ветра; и, следовательно, скоро должна прийти к нам. Он прошел вышеозначенным путем для того, чтобы наказать тех, которые разбили нашу партию во время разорения крепости Архангельской, а также и для промысла бобров, которых, невзирая на многие препятствия, удалось ему набить 1600. В первом намерении он не имел большого успеха, потому что колюши, узнав о сем прибытии, тотчас разбежались, и ему удалось только разорить некоторые их селения...

23. Не имея никакого известия, где находится разлучившаяся с г-ном Барановым партия, мы отправили судно «Ермак» для отыскания оной, а между тем занялись приготовлением на берегу удобного для нее места. В 8 час. вечера к великому нашему удовольствию передовая часть партии показалась. Она состояла в 60 байдарках и более 20 человек россиян под начальством г-на Кускова, который, подошед к «Неве», сделал ружейный залп, а мы пустили две ракеты. Хотя время было светлое, однако ж я приказал повесить по одному фонарю на каждую мачту, полагая, что байдарки проходить будут всю ночь.

24. Поутру на другой день собралось не более половины партии, но берег длиной сажен на 150 занят был людьми. К восхождению солнца небо прочистилось, но как множество кадьякцев находилось еще в отсутствии, то я отправил вооруженный четырьмя фальконетами баркас, приказав ему находиться в заливе, и в случае нужды защищать их от нападения ситкинцев... При выходе моем из шлюпки собралось навстречу нам около пятисот российских американцев, между которыми были и тайоны (старшины или начальники). Спустя несколько часов я собирался возвратиться на корабль, но вдруг с пришедших с моря байдарок дали нам знать, что ситкинцы учинили нападение на российских американцев. Вооруженные промышленники тотчас бросились на помощь, а я со своей стороны послал десятивесельный катер и ял под командой лейтенанта Арбузова, так что в полчаса устье гавани покрылось гребными судами. В пять часов пополудни войско наше воротилось назад, и г-н Арбузов донес, что он подходил к разоренной нашей Архангельской крепости, но никого из ситкинцев не видел, а слышал только от кадьякских жителей, что неприятели, выехав на одной лодке, схватили нашу байдарку и убили двух гребцов...

28-го числа на самом рассвете суда наши начали собираться в поход к ситкинскому селению. Вся партия двинулась из гавани Крестовской в 11 час. до полудня. При самом выходе сделалось безветрие и потому парусные суда надлежало буксировать. В 10 час. ночи прибыли к месту своего назначения. Там во всю ночь слышен был голос [113] жителей ситкинских, а по их частому уханью мы заключили, что происходит у них шаманство (род колдовства), вероятно, по случаю нашего прибытия.

29. На другой день погода была прекрасная: в 10 час. утра подошли мы к старому селению ситкинцев, которое они оставили впусте. Один ситкинский тайон, явясь к нам, объявил, что жители желают мира и возникшее несогласие прекратить без пролития крови. Мы ничего более не желали, как только миролюбивого окончания распри, приглашали тайона к себе на корабль для дальнейших переговоров, но он на то не согласился, из чего и надлежало заключить, что варвары сии не имеют ни малой наклонности к миру, а желают только выиграть время. Г-н Баранов, сойдя на берег с некоторым числов вооруженных людей, поднял флаг на довольно высокой горе посреди оставленного селения: в то же самое время партовщики (так называют россияне людей, составляющих партию) покрыли весь скат оной своими байдарками, а сами расположились в домах ситкинцев. На крепость поставили мы шесть пушек, из коих четыре были медные, а две чугунные: она и по самому местоположению своему могла почитаться непреодолимою. Г-н Баранов, еще при первом своем заселении, намерен был занять сие место, но как ситкинцы обошлись с ним тогда весьма дружелюбно, то он, не желая показать им, что покушается притеснить их, довольствовался только тем местом, на которое за два года перед сим тутошние жители напали и до 30 человек поселенцев предали смерти. До высадки на берег сделали мы с судов залп по кустарнику, дабы узнать, не засел ли в оном неприятель, а между тем лейтенант Арбузов, разъезжая на баркасе, обозревал берега. В полдень прибыл я в крепость, которая и названа была Новоархангельскою, при нескольких выстрелах из всех орудий...

Октября 1-го числа поутру начали мы тянуться на завозах к неприятельскому укреплению, куда и пришли около полудня. Тотчас по прибытии нашем ситкинцы подняли белый флаг; мы отвечали им тем же и ожидали переговору с час. Не видя однако ж ни малейшего к тому знака, мы решились попугать неприятеля небольшою пальбою, а между тем я послал баркас с несколькими морскими служителями к берегу и ял с четырехфунтовым медным картаулом, под начальством лейтенанта Арбузова с тем, чтобы он старался истребить неприятельские лодки и сжечь амбар, недалеко от них стоявший, ежели откроется удобный к тому случай. Г-н Арбузов, высадив войска свои на берег и взяв с собою одну пушку, начал приближаться к неприятельской крепости. Вслед за ним отправился и г-н Баранов с двумя пушками, к которым вскоре потом подвезены были еще две пушки, так что около пятого часа пополудни уже имели мы на берегу довольно хорошую артиллерию и до 150 ружей. Войско наше, несмотря на непрестанный огонь с неприятельской крепости, смело приближалось к оной. С наступлением ночи положено было сделать приступ. Г-ну Арбузову надлежало действовать пушками своими против одних ворот, а г-ну Повалишину против других. Артиллерия перетащена была через реку. Осаждавшие, не теряя ни мало времени и закричав «ура», бросились на крепость. Но неприятель, уже давно приготовившийся к сильной обороне, произвел ужасный огонь. Пушки наши действовали также весьма успешно, и крепость была бы непременно взята, ежели бы кадьякцы и некоторые российские промышленники, употребленные для возки артиллерийских орудий не разбежались. Неприятель, пользуясь сим случаем, усилил пальбу свою по нашим матросам и в короткое время переранил всех и одного из них убил. Господа Арбузов и Повалишин, видя, что нападение было неудачно, решились отступить. В сие время убит был другой матрос, которого варвары подняли на копья. Приметив, что неприятель делает вылазку в намерении преследовать отступавших, приказал я палить с судов, дабы удержать стремление варваров и прикрыть отступление. Г-н Арбузов, посадив всех людей своих на гребные суда и взяв с собою артиллерию, возвратился к нам ввечеру. По его словам, ежели бы все поступали с таковою же храбростью, каковую оказали матросы, то крепость не могла бы долго держаться: пушки были уже у самых ворот, и несколько выстрелов решили бы победу в нашу пользу, но трусость кадьякцев все испортила. Г-н Баранов, г-н Повалишин и все матросы, в сем деле находившиеся, были ранены, из коих один матрос на другой день умер...

8-го числа судьба ситкинского укрепления решилась. По вывезении некоторых вещей, все прочее предано было пламени... Кончив предприятие свое против ситкинцев, [114] 9-го числа возвратились мы к Ново-Архангельской крепости с потерею шести человек россиян и нескольких партовщиков. Ежели бы принят был мой совет, т. е. не сходить на берег, а поражать неприятеля только с судов и при удобном случае посылать отряды для обеспокоивания ситкинцев, которые как после оказалось, весьма боялись нас со стороны морской, то бы сего урона с нами не случилось. Г-н Баранов старался скорее привести дело к концу и ошибся только в том, что слишком много надеялся на своих подчиненных...

Лисянский Ю. Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годах на корабле «Нева»..., с. 111-123.

Из письма Ю.Ф.Лисянского 

И.Ф.Крузенштерну о невозможности приобретения в Германии судов для экспедиции


Гамбург.

13 октября 1802 г.

Любезный Иван Федорович!

Не сомневаюсь, что ты каждый день от меня ожидаешь письма, я спешу зделать удовольствие твоему нетерпению. Мы прибыли сюда на 9-е число и с того дня по сей все в трудах, но трудах безполезных. Здесь нет ни одного судна, которое бы годилось для нашей экспедиции, и для того я вознамерился ехать в Англию послезавтра. Я пишу о сем к директорам и надеюсь, что они не похулят моего нетерпения. В проезд через Берлин я выполнил твою комиссию – сам отнес письмо к графу Мантефелю и чрез то имел случай познакомиться с ним. Мне хотелось видеть г-на Коцебу 1 также, но не удалось. Время было столь мало, что не мог исполнить и самого нужнейшего в сей столице. Ты не можешь представить сколь мерзкие дороги и посты в Пруссии. Божусь тебе, что я сошел бы с ума, ежели бы новости предметов меня не веселили. Вообрази, что мы были 25 дней в пути из Петербурга до Гамбурга. Однако же сколь ни длинно это время, но я все-таки не забыл справиться о цене книгам, реестр коим ты мне при отправлении отдал. Многих из них совсем в Гамбурге не имеется. Однако же г-н Гофман или Пертес обещается достать, как скоро получите приказание. Как я сам в Гамбурге жить не буду, то мне кажется, тебе лутче адресовать себя к нашему консулу Карлу Ивановичу Стендеру, которому я тебя отрекомендую. Он человек чудный, и рад будет служить тебе. Что я не делаю и о чем не думаю, но покупка судов все с ума не идет. Здесь слух носится, что Англия с Франциею зачинает браниться опять 2. Дай Бог, чтобы оне подождали, покуда мы не окончим своей покупки, а то процентов 20 заплатить надобно лишку. Я признаться [47] желаю оставить Гамбург. Этот город весьма весел и наш министр столь добр, что провести зиму здесь было бы приятно. Однако нечего делать. Ты от меня писем теперь не ожидай, покуда я не приеду в Лондон. Между тем засвидетельствуй мое почтение ms Kruzenchtern и всем нашим старым знакомым... 3 Я было и позабыл сказать вам, что г-н Макмейстер вряд ли пойдет с нами, он так напуган вами и потерял свой дух. Прощай, любезный, верь, что я всегда т[вой] не[жный] д[руг]

Ю. Лисянский.

... 4 NB. Все номера, которые здесь не означены, в Гамбурге достать не можно и для того пиши ко мне в Лондон, я буду стараться там их купить, ежели можно. Прощай любезный. Желаю тебе всех благ. Как скоро крест Егорьевский 5 выдадут, то пиши ко мне. Я думаю, что мне из Лондона уже до весны не выезжать, так же уведомляй меня о всем, что только знаешь. 2 марки теперь составляют наш рубль. Каждая из них содержит в себе 16 шиллингов.

Комментарии

1. Популярный в свое время немецкий драматург и романист А. Ф. Коцебу (1761-1819) неоднократно бывал в России, состоял на русской службе в Министерстве иностранных дел России. В 1802 г. поселился в Берлине и начал издавать литературный журнал, с 1803 г. – «Almanach dramatischer Spiеle». Убит в Мангейме (см.: Чебышев А. Драма в Мангейме // Голос минувшего, 1913, № 2, с. 40-81).

2. Речь идет о последствиях Амьенского мирного договора, заключенного 25-27 марта 1802 г. между Францией и ее союзниками (Батавской Республикой и Испанией) и Англией. Англия и Франция не спешили с выполнением условий договора, рассматривая его лишь как временную передышку в многолетней борьбе, что очень быстро привело к обострению отношений между ними. После безрезультатных переговоров английский посол лорд Ч. Уитворт 12 мая 1803 г. покинул Париж, а через десять дней Англия объявила войну Франции (ВПР, т. 1, с. 708).

3. Одно слово неразборчиво.

4. Опущен реестр книг с указанием их стоимости.

5. Орден Св. Георгия 4-й степени за 18 морских компаний И. Ф. Крузенштерн получил 26 ноября 1802 г.

ВЕЛИКИЕ УКРАИНЦЫ: ЮРИЙ ЛИСЯНСКИЙ

Ю. Давыдов

Apr. 13th, 2015 at 7:21 AM

Передруковано звідси: https://hazarinn.livejournal.com/219019.html




























1773 — Юрий Лисянский, российский мореплаватель украинского происхождения, основатель отечественной океанографии, капитан І ранга, участник и фактический соруководитель Первой российской кругосветной морской экспедиции 1803—1806 гг. (капитан шлюпа «Нева»), автор первого и до сегодняшнего дня единственного русско-гавайского словаря.
 
 
Родился в семье протоиерея в городе Нежине. Обучаясь в Морском кадетском корпусе, подружился с И. Ф. Крузенштерном.
 
В 1793—1799 годах был на стажировке в Англии.
 
Иван Крузенштерн и Юрий Лисянский на шлюпах «Надежда» и «Нева» совершили первую русскую кругосветную экспедицию. Лисянский командовал «Невой» и открыл один из Гавайских островов, названный его именем (остров Лисянского). Лисянский первым описал Гавайи в книге «Путешествие вокруг света» (1812).
 
Похоронен в «Некрополе мастеров искусств» на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры (Санкт-Петербург). Постановлением Правительства РФ № 527 от 10 июля 2001 года надгробие могилы Юрия Лисянского определено как объект исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения.

При имени Юрия Лисянского в памяти возникает облик храбреца, быть может, несколько своенравного и вспыльчивого, но волевого, настойчивого, умного. В отрочестве познал он морские сражения. Двадцати лет отправился в чужие края, плавал к Антильским островам, в Северную Америку, побывал в Индии и Южной Африке. Но все же самым значительным делом его бурной жизни был первый русский кругосветный поход, совершенный Ю. Ф. Лисянским вместе с И. Ф. Крузенштерном на кораблях "Надежда" и "Нева". Это замечательное во всех отношениях плавание счастливо закончилось в 1806 г. и принесло обоим капитанам широкую известность. 
   А три года спустя Лисянский подал в отставку. Почему? Его вынудили к тому адмиралтейские чиновники, которые под всяческими предлогами не хотели издавать ценнейший груд Лисянского о кругосветном путешествии. Юрий Федорович затворился дома и решил более никогда не возвращаться на военно-морскую службу, не вмешиваться ни в какие флотские дела. Отставкой Лисянского да годом его смерти и заканчиваются обычно жизнеописания выдающегося моряка-географа. 

   Однако документ, обнаруженный нами в Центральном государственном военно-историческом архиве, говорит, что был момент, когда старый путешественник, несмотря на все свои справедливые обиды, оставил домашнее уединение. Это случилось после ноябрьского наводнения 1824 г., после того стихийного бедствия, когда, по словам Пушкина, 
 
Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась... 
 
   Петербург был сильно разорен наводнением. Особенно пострадал Васильевский остров. А на Васильевском острове больше всего досталось Главному гребному порту. Тогда-то, в трудную для Балтийского флота пору, Лисянский был назначен председателем особой комиссии "для устроения надлежащего порядка по порту". И он с жаром принялся за дело: руководил ремонтом и спуском на воду брига "Пожарский", галеры "Цитера", многих транспортов, исправлением маяка, портовых складов и других сооружений. Когда же все это было сделано, Лисянский, казалось, мог бы вернуться в привычную "отставную" колею. Он, однако, не успокоился. 
   Есть старое русское слово: "заботник". Звались так старатели и радетели, пекущиеся о нуждах других людей. Лисянский был подлинным матросским заботником. Он был им во все годы своей службы. Он был им и на шлюпе "Нева", пронесшем русский флаг под небом трех океанов. Он всегда испытывал чувство признательности и благодарности к "нижним чинам", чьим трудам столь многим обязана отечественная география. Поэтому-то, воспользовавшись кратким своим возвращением к служебной деятельности, Лисянский поспешил составить проект улучшения береговой жизни матросов-балтийцев. 
   "Казармы, – писал Лисянский, – хотя исправлены так, что по необходимости люди прожили прошедшую зиму, однакож с величайшей нуждою; а на будущее время казармы те без перестройки неблагонадежны; при том по неизменному положению места вода при возвышении до 5 фут под полы подходит, и живущие претерпевают великое беспокойство и вред здоровью". И предлагая устроить казармы по-новому и в другом месте, Лисянский говорит, что тогда "люди не потерпят никаких беспокойств, а служба всегда будет выполняема без остановок". 
   Мы не знаем, вняло ли Адмиралтейство матросскому заботнику. Но проект Лисянского интересен как свидетельство – и весьма яркое – нравственных качеств выдающегося моряка-исследователя. 

https://hazarinn.livejournal.com/219019.html